От зэков пахнет... деньгами. Естественно, не от всех. Считанные единицы кумулируют густой запах “черного нала”. А аромат большинства сидельцев настаивается на бюджетном ассигновании. Но абсолютно всех заключенных (и осужденных, и подследственных) объединяет одно - на них, вернее на их содержании, зарабатывают деньги все чины пенитенциарной системы.

О тюрьмах говорят и пишут по-разному, кто-то считает жизнь зэков хорошей темой для юмора, у кого-то главное в тюремных историях - страшилки. Вот недавно одного сидельца привезли в тюремную больничку с уникальным диагнозом: “в анальном отверстии мобильный телефон”. Бедолага прятал в столь укромном месте старенькую “Нокиа”. Извлекать ее оттуда пришлось хирургу. Или вот старушку поймали - сыну пыталась телефон мобильный передать. Пошла на преступление. Но это лишь гарнир к блюду. Проблема гораздо глубже.

Звонок в "торбу"

30 января сего года в латвийских СМИ появилось сенсационное сообщение: Бюро по борьбе и предотвращению коррупции (KNAB) на территории рижского Централа задержало самого начальника службы безопасности этого весьма закрытого учреждения Юриса Узулиня и его молодого коллегу Валерия. У обоих при обыске обнаружили наркотики, а у надзирателя еще и японский деликатес - суши, которым он хотел порадовать на день рождения одного, скажем так, обеспеченного заключенного. (По неофициальным данным, в передаче, доставленной Валерием, кроме азиатской вкуснятины, найдено 40 таблеток амфетамина и полтора литра спирта).

Вечером того же дня ваши корреспонденты позвонили в... камеру Рижского центральной тюрьмы, чтобы поинтересоваться их житьем-бытьем. И спросили - так, между прочим: нет ли сложностей со связью после секретной операции KNAB?

Наши знакомые разговаривали с нами, как профессора с первоклашками: “В хате две "трубы", конечно, если надо расслабиться -- расслабляемся, там кокс (кокаин) загоняем или “Хеннеси”, но в меру. Кто носит? “Кони”, ну надзиратели..."

Есть анекдот в тему: вылезает из холодильника жирная, вся в складках мышь, мордочка лоснится, набитое брюшко -- до колен. В каждой лапке у нее по куску ветчины. Еле-еле ковыляет к норке. Поворачивает лениво голову и видит -- мышеловка, заправленная кусочком ссохшегося сыра. Мышь усмехается уголком рта: ”Ну прямо как дети...”

“Кони”, они же “ноги”

Надзиратели всегда зарабатывали на заключенных. На обеспеченных, естественно. Передать водку, чай, сигареты, наркоту зэкам через “цириков” за деньги можно было почти всегда. Жаргонные эпитеты тюремных почтарей - ”ноги”, они же “кони” - появились десятки лет назад.

В день охранник может “оторвать” на нелегальном проносе в среднем латов 100, а его официальный месячный оклад - 120. Давно возникла и определенная такса: (с увеличением инфляции расценки повышаются) доставка наркотиков - 50 латов, мобильного телефона -30, а “пузырь” алкоголя, можно и за червонец передать. К примеру,только в рижском Централе, в среднем, ежегодно изымается до ста мобильных телефонов, а с января по июнь 2003 года их отобрали у тамошних зэков аж 201. Они же не из воздуха материализовались.

У этого бизнеса масса тонкостей. Например, старший опер может каждый месяц заносить “трубу”, а в конце каждого же месяца переправлять ее на волю под предлогом жутчайших обысков. Так что знакомым или родным сидельца ничего не остается, как выплачивать эдакому проныре “аванс и зарплату”. С другой стороны, в камере, где есть такая золотая “труба”, проверяющие не показываются, кто ж с начальником спорить будет.

Кумовья (оперативные работники) в тюрьме имеют привилегированное положение - их не имеют право обыскивать. Им по профессии положено таскать запрещенное - иначе как же они будут вербовать информаторов? Попытались лет десять назад шмонать и кумовьев - так вся оперработа в одночасье треснула.

У кума есть и еще возможность заработать лишнюю копейку - он же распределяет вновь прибывших по камерам. Подсуетятся на воле - подберет коллектив поспокойней. А все остальные - коридорные, дежурные, “прогульщики” - переносят письма - малявы, гревы, те же телефоны и лекарства и т. д. и т. п.

Кого-то ловит администрация мест заключения - в основном, молодых и бесбашенных сотрудников тюрьмы, кто-то оказывается под колпаком полицейских структур. Но за 2003 год в латвийских тюрьмах было предотвращено всего 25 попыток передачи с воли наркотических и психотропных веществ. И лишь в восьми случаях доказано, что были втянуты работники мест заключения.

Поэтому, хотя общеизвестно, что наказание за такие преступления может достичь десяти лет лишения свободы, все, что нужно для кайфа зэков, несли, несут и будут нести. Впрочем, есть исключения - в Елгавской тюрьме администрация “зуб дает”, что предать или перебросить им что-то с воли невозможно. Мы перепроверили: и вправду, по словам самих заключенных, по той тюрьме наркотики не гуляют.

Деньги храните в застенках

Странно думать, что несколько младенцев из каждой сотни латвийских новорожденных обязательно (в данном случае статистика не врет) станут преступниками. И уж как минимум окажутся постояльцами государственных гостиниц за колючей проволокой. Вот тот карапуз, голосистый крепыш - может быть, вырастет в мастевого гоп-стопника, а этот спокойный, с внимательными глазами, вдруг да окажется профессиональным мошенником...

Как ни драматично звучит, но число заключенных в латвийских местах лишения свободы устойчиво (колебания в пределах десяти процентов). Так что планировать бюджетные средства на содержание тюрем особого труда не составляет. Как и на реорганизацию всей пенитенциарной системы Латвии. Лишь бы они были, эти деньги.

В тюрьмах Латвии находится постоянно чуть больше пяти тысяч осужденных и почти четыре тысячи подследственных. Эта условная дивизия существует под началом двух тысяч работников управления мест заключения Минюста ЛР. (К слову, в Европе мы находимся на предпоследнем месте по количеству персонала на душу заключенного, в Швеции, например, следующая пропорция: на одного заключенного один работник обслуживающего персонала - а это и врачи, и секретари, и машинистки, и охрана.)

На содержание одного зэка в день из бюджета выделяется около четырех латов. Просим малообеспеченных граждан и жителей Латвии в обморок не падать: из этой суммы, одной среднестатистической зэк-персоне достаются крохи. Остальные деньги дербанятся между всеми составными службами Управления мест заключения по статьям расходов - от зарплаты начальника до ежедневной пайки сторожевой собаки.

В Латвии 15 мест заключения - все места лишения свободы остались с советских времен. В 1991 году советская пенитенциарная система развалилась. Зэки еще в тюрьмах сидели, но заправляли там исключительно уголовные авторитеты. Сейчас про тот беспредел никто не вспоминает, но в 93-95 годах в рижском Централе каждое утро из камер вытаскивали жмуриков -- жертв камерных разборок. Впрочем, слово камера следовало бы писать в кавычках. Стены и потолки тюрьмы были частично разобраны, люди преспокойно гостили друг у друга, так что корпуса походили на муравейники.

В 1994 году приехали шведы на экскурсию -- чуть в обморок не упали. Вши, клопы, крысы, жуткая перенаселенность камер (иногда мужички спали по очереди). И абсолютная анархия.

Вот как о том времени вспоминает бывший начальник Департамента мест заключения Станислав Покшанс: "Единственное верное решение в тот период - разделение заключенных на малые группы и изоляция наиболее опасных. Плюс вводилась гибкая система наказаний и поощрений: чем лучше себя ведешь, тем больше льгот и свобод. Реформа не просто была необходима, без нее не было бы и тюрем. В 1994 году из Парлиелупской тюрьмы сбежало сначала 87 заключенных, а чуть позже - более ста, через один и тот же подкоп. Из Гривской тюрьмы в Даугавпилсе - шестнадцать человек. И в 1995 году мы решили перейти на камерную систему, принятую на Западе".

Иностранные специалисты удивлялись: “Почему вы вкладываете такие бешеные деньги в реконструкцию старых тюрем? Ведь дешевле построить новые...” Не понимали они, болезные, что при любой реконструкции дополнительные нули в проектной стоимости появляются как бы из воздуха, материализуясь в итоге в весомый профит не только проектировщиков.

Следственный изолятор тюрьмы Матиса (так называемой ментовской зоны). Его переоборудовали из старого производственного цеха, надстроив один этаж. Реконструкция здания обошлась в 870 тысяч латов и велась в основном силами самих зэков. Постройка действительно впечатляет. Особенно выполненный из заграничного кафеля фонтанчик на лестничной клетке. Другое интересно, девятый год в Латвии на обновление тюрем бюджетом выделяется по полтора миллиона латов. А приехал комиссар Совета Европы по правам человека и изумился: в некоторых учреждениях, по его мнению, человека вообще нельзя держать - например, в больнице Центральной тюрьмы.

Можно ли заработать на зэке?

В пресловутое советское время на всех зонах осужденные работали. Примерно 87 процентов сидельцев вкалывало на родную страну, покрывая трудом все затраты на свое содержание. Тогда основные средства производства - станки, линии - принадлежали государству. Кое-какие цеха сохранились и сейчас, в Матиса, в Елгавской и в Валмиерской тюрьмах – деревообработка, в Ильгюциемской женской и Брасе - швейное производство, в Шкиротаве - металлообработка. Разорились и полностью исчезли только те, кто работал в кооперации с флагманами латвийской индустрии - ВЭФом и “Радиотехникой”.

Да, на зэках всегда зарабатывали, но в нынешней ситуации не все так просто: например, несколько тюрем, в частности Ильгюциемская, находятся на частной территории. Хозяева справедливо требуют арендную плату за землю - без малого 250 тысяч латов в год. При таких издержках выйти на рентабельность нереально.

В 1995 году, когда прощупывали возможные пути реорганизации латвийских тюрем, Станислав Покшанс предложил построить частную тюрьму. Мировой опыт (а частные тюрьмы есть в Швеции, США, Великобритании, Австралии) показывает, что бизнесменам удается тратить на их содержание процентов на 10-15 меньше, чем государству.

Но что такое частная тюрьма? Стереотип такой: богатый человек садится в тюрьму и оплачивает свое шикарное проживание. Чем больше он платит, тем лучше там живет. Но это миф.

Представим, что государство решило отдать Гривскую тюрьму на обслуживание частным предпринимателям. Объявляется конкурс, разрабатываются его условия, и частные фирмы, независимо от того, были ли они раньше связаны с этим видом бизнеса или нет, представляют свои проекты на обсуждение специальной комиссии. Одно из основных требований - это бюджет, в рамках которого арендующая тюрьму фирма сможет удовлетворить все вводные из реестра государственных требований.

Установочные данные: тюрьма на 500 человек. Они должны содержаться в таких-то и таких-то условиях. Одна фирма предлагает содержать заключенных за 10 миллионов латов в год, а другая - за 12. Естественно, комиссию устраивает первый вариант, она заключает с первой фирмой договор, и тюрьма становится частной. В договоре оговариваются все нюансы, вплоть до времени вывода заключенных на прогулку и калорийности их обеда. Заключенные в частной тюрьме не должны ни на йоту содержаться хуже, чем в государственной. А чтобы фирма не надула государство, в частных тюрьмах находятся наблюдатели -- представители госструктур.

В конце 90-х в Латвии, к слову, нашелся предприниматель - Гдалье Бимбат. Он приобрел землю под Куправой, получил разрешение на строительство тюрьмы у местного самоуправления. Инфракстуртура данного района идеально подходила для специального учреждения. К участку была даже проложена железнодорожная ветка. Бимбату не только удалось разработать макет исправительного учреждения, соответствующий гостам Европейского союза, а также найти инвестора, но и договориться с руководством Департамента мест заключения.

Но люди предполагают, а кокретные дяди в кабинетах с видом на Кафедральный собор располагают. Проект бесцеремонно завернули. Рассказывает г-н Бимбат:

- Появление частных тюрем могло бы решить как минимум две серьезные проблемы. Во-первых, с государства частично были бы сняты обязанности по содержанию тюрем. Во-вторых, произошла бы экономия средств налогоплательщиков. Идея частных тюрем вполне успешно реализована во многих странах мира. Великобритания опробовала этот рецепт во времена Маргарет Тэтчер, когда приватизировалось все что можно. Опыт понравился, бюджет вздохнул легче - приватизированные тюрьмы обходятся казне дешевле на 13-22%, чем государственные, при этом по большинству показателей они находятся либо на том же, либо на более высоком уровне. На мой взгляд, нашим госчиновникам не хочется делиться миллионами латов, выделяемых на содержание тюрем, с частными предпринимателями.

Проект Бимбата остался на бумаге, потому что, как он сам считает, Станислава Покшанса сменил на посту Витолд Захарс. Он и его команда считали, что схема частной тюрьмы может успешно работать только в экономически развитом государстве, где никакому премьер-министру не придет в голову в середине года урезать бюджетные отчисления. И где никакими приказами свыше не заставить взять 501-го заключенного, если она рассчитана на 500 посадочных мест. Как, например, у нас - в Олайнской открытой тюрьме лимит 100 человек, а содержится 330.

Внешне эти аргументы весьма основательны. Но тот же Гдалье Бимбат -- предприниматель, а это значит, что свою выгоду он получил бы. Как? Это его ноу-хау. Главное, что оно не конфликтует с законом, как «хау-ноу» тех же чиновников, причастных к реконструкции тюрем: сэкономив, условно говоря, на штукатурке и унитазах, они за счет бюджета постарались обеспечить себе сытую старость.

Инвестиции бизнесмена Клопа

О ныне покойном авторитете Янисе Кальве вспоминают сегодня по-разному. А вот зэки Парлиелупской тюрьмы, каждый день занимаясь в спортивном комплексе, созданном на его деньги, говорят о нем с огромной благодарностью (к слову, многие камеры Централа тоже отремонтированы за его счет). "Греть" тюрьмы на всей территории бывшего Советского Союза всегда было делом воровской кассы. До сих пор, по рассказам зэков, в Лиепайской тюрьме и в "Белом лебеде" (Даугавпилс) местные общаки передают, с разрешения администрации, так называемый кешер: чай, сигареты, еду. Сегодня для огромной массы сидельцев это выход, потому что «европейская» инициатива предыдущего министра юстиции Ингриды Лабуцкой по запрещению передач для осужденных и подследственных привела практически к гуманитарной катастрофе: многие зэки вынуждены были голодать, ибо цены тюремных магазинов по зубам только богатеньким.

На секундочку госпожа министр забыла, что европейских арестантов кормят так, как у нас питаются представители среднего класса.

У нашей редакции в разных тюрьмах республики есть свои информаторы. Приходят в редакцию и люди, недавно освободившиеся. И мы из лоскутков-рассказов пытаемся составить целостную картину. А она горестная.

-- Мы стали кровняк (пища, предоставляемая арестантам государством) проверять, чтобы администрация не крысила. Ну и выяснилось - и рыбы, и мяса -- половина от нормы. Так меня отметелили до полусмерти, а затем бросили в "трюм". Уже четвертый месяц со шконки встать не могу, - рассказал нам по телефону заключенный Екабпилсской тюрьмы Сергей Седов.

На Западе давно поняли, что если процент преступников на душу населения снизить почти невозможно, то уровень жестокости при совершении насильственных преступлений - вполне реально. И с рецидивом бороться можно. Главное, не увеличивать количество озверевших сидельцев в экстремальных условиях неволи.

Поймут ли эту простую истину латвийские власти? Им не дано предугадать, вырастет ли из маленького крикуна гоп-стопник, а из молчаливого - кидала. Но у них, у властей, есть возможность создать в тюрьмах достаточно человеческие условия, чтобы бывшие зэки на свободе не чувствовали бы себя разведчиками во вражеском тылу. Для этого не обойтись только бананами на завтрак и йогуртами на обед, необходимо поменять, в первую очередь, психологические установки для всех чинов системы мест заключения. Чтобы они а) не относились к заключенным как к пойманным диким животным и б) не относились к собственной службе как к доходному бизнесу. И все у нас тогда будет в соответствии с лучшими европейскими стандартами..